Секс по телефону

Мария чувствовала, что что-то нужно менять. Если она не придумает себе какое-то наказание, она проиграет. Тренажёрный зал — это здорово, но как, бывает, хочется заесть стресс пирожным... Нужно, чтобы за каждым «проступком» следовало наказание. Надо найти того, кто сможет её выпороть.

Мария не боялась, что ее бросит Олег или что-то нарушится в карьере, если она располнеет. Олег, программист на пять лет старше Марии, и не замечал, кажется, никаких других женщин, а на работе её ценили не за длинные ноги, соломенные волосы и голубые глаза. Нет, нет, все это у неё было, но на должность финансового директора не нанимают за внешние данные. Шесть лет назад, только закончив финэк, она пришла в бухгалтерию простым стажером, но благодаря ответственности, работоспособности и, главное, умению сохранять спокойствие во время самых сложных проверок быстро стала одним из топ-менеджеров фирмы. Голубые глаза и светлые волосы, скорее, мешали — во время первого визита в провинциальный филиал её как-то встретили усмешками. Провожал ее новый руководитель филиала (по итогам проведённой Марией проверки старый руководитель быстренько вышел на пенсию), кланяясь чуть ли не до земли... Дело не в лишнем весе — тем более, что его пока нет. Просто не таких таких деловых или жизненных задач, с которыми Мария не могла бы справиться. Нет таких обещаний, которые бы она не выполнила. И вот теперь Марии надо было решить очередную задачу — найти человека, который сможет ее серьезно наказать.

На сайте bdsm она прочла про разные девайсы, техники и практики, но это ее не тронуло — это должна быть жесткая, воспитательная порка. Надо было найти партнёра с такими интересами — выбор мужиков здесь был велик, но Мария сфокусировалась на тех, кто постарше и посерьёзнее, без упора на секс и разную хитрую технику. Как можно более реалистично, без этих вот игр в папу и дочку или, прости господи, в эсесовца и подпольщицу. Ремень, снятый с пояса. Не игры с поглаживанием промежности, а порка, воспоминания о которой она сможет потом стыдиться и бояться. Тридцать ударов — уж тридцать-то она должна выдержать, но так, чтобы было по-настоящему больно. Чтобы запомнилось надолго. «Сергей, 58 лет, интересуется воспитательной поркой. « Сгорая от стыда, она послала свою фотографию, деловую, с какого-то регионального экономического форума. Потом аккуратно, как на деловых переговорах, договорилась о деталях встречи.

Надо было выбрать одежду. Мария остановилась на тонкой чёрной юбке — не мини, но которая открывала ее длинные, стройные ноги, розовой блузке и джинсовой куртке. Так можно было бы одеться и на свидание. И поехать на метро, а не на машине — чтобы не светить номер. Договорились встретится у метро «Фили» — на автобусных остановках у выхода народу немного, так что разминуться трудно, но ждущий человек не вызывает вопросов.

— Мария? — даже подготовившись, она вздрогнула от неожиданности. Сергей был невысокий, сутулый, с заметным брюшком. Маленькие глазки на обрюзгшем лице смотрели строго, тяжелые волосатые руки показывали немалую силу. У Марии перехватило дыхание — до этого самого момента эта была только игра. А сейчас этот человек отведёт ее в свою квартиру, положит на диван и выпорет ремнём так, как она его об этом попросила.

... Лежать с обнаженной, приподнятой на подушке, попой, задранной юбкой и приспущенными колготками было невыносимо стыдно. Одно дело — воображать эту ситуацию, сидя перед экраном лэптопа. При всей серьёзности намерений Марии, это каждый раз выглядело как-то игриво — раздеваясь, она немного кокетничала со своим воображаемым партнёром. Совсем другое — оказаться в однокомнатной квартире, снятой, возможно, для этой встречи, на разложенном старом диване и вот, с задранной юбкой и приспущенными колготками.

— — — — — — — — — —

Первый же удар обжег ее, как огонь. После третьего она заплакала, размазывая тушь. Это было очень больно и это было очень обидно — вот так лежать, зареванной, с голой, беззащитной попой, выставленной вверх, прижимаясь руками к дивану, ожидая очередного удара. Замирать в ожидании опускающейся руки и боли, расходящейся по всему телу. Нет, никогда она больше не будет есть это чертово тирамису. Ой-ой, нет, пожалуйста, я больше не буду... В следующий раз она просто вспомнит, каково это было — лежать с голой попой, реветь как дура и ждать, когда малознакомый мужик сосчитает пятнадцать ударов. Потом она забыла про стыд — на время порки оставалась только боль.

Следующие пятнадцать ударов были ещё больнее. Теперь ремень опускался на раскалённую, болезненную пятую точку, и Мария ревела в голос, сбиваясь на приглушённый вскрик при каждом ударе. Она, деловая, взрослая женщина решила дотерпеть до конца. Даже если всё, чему она научится — это чтобы больше никогда, никогда ее не пороли. Это будет мне уроком, это будет мне уроком, повторяла она про себя, прижимаясь лицом к рукам. Этим надо гордиться, подумала она, когда удары прекратились и боль, никуда не исчезая, тут же начала уходить куда-то вглубь, вдаль. Я сделала это, я смогла! Она сможет теперь смотреть на Олежку, на коллег по работе свысока — они не знают, какая она сильная, какое испытание себе она может себе назначить и как может, закусив губу, его вынести.

... Мария шла к метро, слегка покачивая бёдрами — не от кокетства, а потому, что попа горела и даже легкое кружевное белье под юбкой, казалось, давило, стягивало, причиняло боль. написано для bеstwеаpоn.ru Губы пересохли, и, хотя она наскоро восстановила макияж, было страшно, что раскрасневшиеся щеки и блестевшие после слез глаза выдадут её. Мария старалась дышать поглубже, чтобы восстановить ритм, но, пока она спешила к метро, дыхание все равно сбивалось. Было стыдно, как ещё никогда не было — как будто все про

хожие могли видеть ее исполосованную попу, ее унижение, крики и слезы, ее страх и восторг. Было больно, и Мария знала, что боль, стыд и обида не пройдут ещё несколько дней. И точно так же она чувствовала, что это было необходимо. Это боль, это урок, это предупреждение, это вера в себя, это жизнь, которая никогда не станет прежней.

— — — — — — — — — —

Первый же удар обжег ее, как огонь, а потом она заплакала, размазывая тушь. Она порывалась встать или хотя бы закрыть попу руками, но Сергей крепко взял ее руки своей левой и продолжил порку. Отсчитав пятнадцать ударов, он отпустил ее руки. Когда она оторвала лицо от дивана, то увидела, что он сел на диван, расстегнул джинсы, приспустил трусы и выволок наружу большой напряженный член. Он не произнёс ни слова, но у Марии снова перехватило дыхание от стыда и страха.

Мария никогда не рвалась делать минет. Она знала, как приятно это мужчинам и иногда доставляла им это удовольствие в постели. Один раз, в виде исключения, сделала минет в машине. Олег тогда встретил в аэропорту и, устав от долго ожидания, был весь на взводе. Мария, уставшая после долгого перелёта, протянула руку, чтобы доставить ему удовольствие и потом не решилась отказаться от продолжения по полной. Не хотелось расстраивать. Однако больше такого не случалось — Мария чётко дала понять, что готова доставлять такого рода удовольствия только по большим праздникам и, конечно, после душа. Запаха мужского пота и спермы Мария не любила.

... Здесь выбирать не приходилось, какой там душ, и Мария, зажмурившись на мгновение, взяла член в рот. Пусть это будет частью ее наказания — отсосать пожилому, не очень симпатичному мужику, на которого на улице она бы и не обратила внимания. Человеку, который только что бил ее кожаным ремнём. Что может быть унизительнее — сделать минет случайному попутчику? Отсосать мужику на тридцать лет старше? Только сейчас это давало передышку ее измученной попке — и Мария, даже пытаясь побыстрее покончить со своим делом, невольно замедлялась, старалась заглатывать член поглубже.

Когда следующие пятнадцать ударов закончились, она встала, пошатываясь, с горящей попой и бросилась в ванную. В большом зеркале отразились растекшаяся тушь и красные щеки. Мария повернулась к зеркалу спиной и посмотрела через плечо — попа была ярко-розовая, с неколькими красными полосами. Серьёзно выпороли, по настоящему. И было что-то ещё, какое-то новое чувство — и там, пониже живота, и там, где горела и ныла попа — что-то такое, что Мария чувствовала — эта порка не последняя.

... Когда Мария вернулась, поправив юбку, в комнату, Сергей сидел на стуле у окна, тяжело глядя на неё. Ремень он по-прежнем держал в руках. Мария осторожно приблизилась к нему и встала на колени. Поцеловала ремень, пряжку и кожу, потом тяжелую, крепкую руку. Она перестала задумываться о том, что делает. Чуть раздвинув его ноги, она расстегнула пуговицу и молнию на джинсах, потянула вниз трусы и высвободила член. В этот раз он уже не пугал, а как-то странно, сильно манил её. Втиснув голову между коленями, она взяла член губами, прижала его языком и почувствовала, как он отозвался, напрягся, по-хозяйски заполнил ее рот. Прижимаясь щекой к бедру Сергея, Мария работала язычком и чувствовала, как ее охватывает благодарность за это право, за эту возможность послушно сидеть у ног повелителя, гладить его мошонку, и сосать, нежно сосать изо всех сил этот огромный, твёрдый, властительный член. Ей уже было мало — ей хотелось превратиться в вещь, коврик, игрушку в руках хозяина, а внутри, пониже живота, разгорался какой-то сладкий, обжигающий костёр.

Она не успела подумать, что ещё должна сделать, но Сергей, похоже, знал, что с ней происходит — он поднял Марию, развернул, и нагнул так, что она уперлась руками в спинку дивана. Трусы соскользнули на пол и он вошёл в неё так мощно, что она застонала. Он сжимал руками ее ягодицы и исполосованная попа побелела под его пальцами. Было больно, но Мария знала, что без этой боли невозможен восторг, который она испытывала. Не переставая работать, он отвёл руку и звучно, с силой шлепнул по розовой ягодице — Мария тихонько завизжала от боли и удовольствия.

Когда он вытащил член и рукой направил его в анальное отверстие, Мария потянулась, чтобы остановить это. Она никогда не занималась анальным сексом — говорят, это слишком больно. Сергей ничего не сказал, но Мария почувствовала, что он поднял с пола ремень и крепко прижал ее к дивану. Рраз — одного, не самого сильного удара ремнём оказалось достаточно, чтобы Мария поспешно встала на четвереньки и выгнулась, подставляя своё нетронутое отверстие так, как удобно было хозяину. И пока он не спеша вставал в позицию и медленно, как будто смакуя каждое движение, смазывал член гелем, Мария боялась только одного — а вдруг хозяину не понравится? Вдруг он не почувствует того пьянящего восторга, который должна давать полная власть над ней?...

... Мария шла к метро, слегка покачивая бёдрами — не от кокетства, а потому, что попа горела и даже легкое кружевное белье под юбкой, казалось, давило, стягивало, причиняло боль. Губы пересохли, и, хотя она наскоро восстановила макияж, было страшно, что раскрасневшиеся щеки и блестевшие после слез глаза выдадут её. Мария старалась дышать поглубже, чтобы восстановить ритм, но, пока она спешила к метро, дыхание все равно сбивалось. Было стыдно, как ещё никогда не было — как будто все прохожие могли видеть ее истерзанную попу, ее унижение и слезы, ее страх, наслаждение и восторг. Было больно, и Мария знала, что боль, стыд и обида не пройдут ещё несколько дней. И точно так же она чувствовала, что это было необходимо. Это боль, это урок, это предупреждение, это вера в себя, это жизнь, которая никогда не станет прежней.