Приключилось это с Надюшей в августе минувшего года.
Завершался ещё один жаркий день на морском курорте. Её муж и двенадцатилетний сын загорали на лежаках, а может быть, играли в волейбол или в нарды. А она, купаясь вдали от берега, разглядела уютную пустынную бухту, отделённую от жёлтой полосы пляжа небольшим скалистым мыском. И тут же, представив себя русалкой, Надюша решила поплыть к этой тихой заводи. Там, достигнув песчаного дна ногами, подошла ближе к скалам, посмотрела вверх и залюбовалась изумительным предвечерним небом.
В синеве плыли два яруса облаков. Нижние пролетали быстро, как каравеллы с попутным ветром. А верхние, расплывчатые, едва двигались, купаясь в сиянии заходящего солнца. Даже фотография не смогла бы отобразить, как светился, переливаясь, каждый изгиб вечных скитальцев, превращая весь небосвод в лучистый облачный купол.
Молодая женщина очарованно замерла у скалы. Её бёдра, колыхаясь, ласкала тёплая волна. Надюше стало так хорошо и легко на душе, что рука сама потянулась вниз, отстраняя полоску плавок и касаясь раздвоенного нежного холмика. Она зажмурилась, выпадая из времени и пространства, всё больше и больше погружаясь в нахлынувшее вожделение.
Но вдруг, каким-то шестым чувством, баловница ощутила, что кто-то с берега наблюдает за ней! Первой мыслью было броситься в море, скорее уплыть отсюда, но любопытство победило испуг. Надюша обернулась.
На берегу стоял мужчина в чёрных плавках, о нет, не просто мужчина — это был сам Посейдон! Правда, без бороды и тризубца, но молодая женщина никогда не видела столь безукоризненной мужской стати, словно высеченной из мрамора. Cо стройными мускулистыми ногами, рельефным станом атлета и утёсами плечей, возвышающимися над широкой грудью.
И черты его лица были столь же прекрасны: лоб мыслителя, тонкий нос римлянина, великодушные широкие скулы и нежные, чувственные уста, как бы самой природой предназначенные целовать женщин! А взгляд его голубых глаз не тревожил, не любопытствовал, а был приветлив и безмятежен.
Незнакомцу было около сорока, то есть, и помимо своего обаяния он на целое десятилетие превосходил Надюшу жизненным опытом. В его глазах не было и тени насмешки над подсмотренной шалостью, они выражали скорее удивление, что особа, отнюдь не лишённая привлекательности, вздумала ублажать себя таким способом. И он был чертовски прав: заметь Надюша его чуть раньше, опьянилась бы, конечно, не красотой неба, а его голубыми глазами и божественным телом!
— Не бойся, девочка, подойди ко мне, — ласково, но в то же время и непреклонно, повелел он.
— Но там, на пляже, у меня муж и ребёнок!… — Воскликнула шалунья, пытаясь противостоять его зову, но слишком разгорячилось уже ёё лоно, а голос Посейдона прозвучал повелительно и чарующе, под стать его пл
оти.
— Всё хорошо, девочка, — успокаивающе сказал он. Когда Надюша приблизилась, он у самой кромки воды возложил огромные ладони на покатость её плечей и бережно привлёк к себе её голову. Пылающее лицо русалки точно уместилось во впадине его грудной клетки, таково было соотношение их тел. Погружаясь в блаженство, Надюша, вопреки всем законам бытия, открыла губы и принялась целовать его жёсткую загорелую кожу… Бывают мгновения, когда ураган судьбы повелительно влечёт за собой, и невозможно, да и бессмысленно, сопротивляться ему!
Он обхватил сладкую добычу могучими руками и вынес из моря на лесистое побережье. Лишь теперь, вздрагивая в объятиях божества, Надюша заметила его палатку, большую, прямоугольную, тонкими канатами натянутую между соснами. Её плотная, светло-зелёная ткань, как живая, вздрагивала на ветру, словно парус судьбы.
И внутри этой уютной обители, на просторном ложе из нескольких каучуковых карематов, пленница Посейдона избавилась от купальника, и морской бог овладел ею. Величиной и упругостью стебель хозяина стихии был почти таким же, как у мужа изменницы, но ощущение подарил ей совершенно другое: будто бы вместе с ним вторгалась жаркая, бурлящая штормовая волна! Надюша была готова, забыв обо всём на свете, вновь и вновь отдаваться этому биению. Однако Посейдон не забыл о том, что его милая гостья не располагает временем, что её ждут. Поэтому он начал соединяться со нею быстрыми, яростными толчками, от которых у молодой женщины захватывало дух, как на взлетающей ввысь качели. Надюша ойкнула, достигнув экстаза, и забилась пойманной рыбкой.
Тогда он ласково обвёл её тело своими широкими ладонями и сказал:
— Поцелуй его на прощание!
Надюша села на корточки, принимая лепестками губ и кончиком языка округлость его ствола, понежила поцелуями, а затем начала впускать глубже в гостеприимный и влажный гротик. Но морской бог не удостоил её нектаром. Остановив женское заклинание, он поднял любовницу на ноги, и, поочерёдно поцеловав её груди, помог надеть бикини на холмы и впадины плоти.
— Плыви к своему берегу, девочка! — Прозвучали его прощальные слова на краю моря.
Надюша поплыла, не оглядываясь, словно опасаясь того, что если повернёт голову, то его уже не окажется на берегу. А ей не хотелось, чтобы Посейдон пропал, как мираж, как игра мимолётного воображения.
Муж и сын, увлечённые пляжным волейболом вместе с другим курортным народом, даже не заметили её отсутствия. И, пока они продолжали прыгать и бегать за отлетевшим мячом, Надюша ещё подремала на лежаке, досматривая цветные осколки сладкого сна.
На следующий день, заплыв за скалу, увы, она уже не увидела ни замечательных облаков, ни зеленоватой палатки. И ведь даже не успела спросить в нежданном блаженстве, как его имя, откуда он…
