Секс по телефону

Если вы читаете эти строки, то меня уже точно нет в живых. Гепатит С добил меня, этот ласковый убийца — очень жаль. А еще если вы читаете эти строки, значит, мое пожелание было исполнено, и мои друзья опубликовали эти записи, хотя я сама и не узнаю этого точно.

Но этот рассказ не манифест, никаких печальных картин, покаяний, отречений и громких заявлений. Я не Бриттани Мейнард, у меня нет желания ничему учить тех, кто остается в этом мире, даже тому, что и лесбийский секс может быть опасен. В мои дни никто вообще не задумывался о предохранении. Наверное, и сейчас большинство девочек убеждены, что им, в отличие от секса с мужиками, защита не нужна, но это их выбор, мой пример их не научит.

Только один раз в жизни я была влюблена, несмотря на свои многочисленные романы и здесь и в Америке, несмотря на мое длительное замужество. Стиви замечательный человек, мне было хорошо с ним, правда, как с другом. Я понимаю, как мучила его все годы своими бесконечными подружками. Поначалу он еще рассчитывал на фееричную групповушку с двумя горячими «штучками», но со временем понял, что третий лишний как раз он. Да и я собственно поняла, что интересуюсь только и исключительно женщинами.

Интересуюсь? Нет, я болела ими, они были моим наваждением, их нежная гладкая кожа, с тонким ароматом, который у каждой был свой и у всех чем-то похожий, их влажные губки, в которые я впивалась поцелуем, не в силах оторваться, маленькие родинки за ушком, непослушные кудри длинных локонов, о боже. Сколько их было — я никогда не задумывалась. Мне было хорошо с каждой из них, по-разному, но всегда замечательно. Не важно, соблазняла ли я невинную девочку, впервые попробовавшую другую самочку, а от того оторопевшую и испуганную, или это была средних лет лесбиянка из клуба Галерея на Поинт стрит 150, умудренная в женской любви не меньше моего. Все мои сучки были обворожительны, и я благодарна судьбе за каждую минуту наслаждения, что они подарили мне. Ни одна из них не была просто так, просто телом, каждая — маленькая звездочка на манящем сексуальном небосклоне, но любила я только однажды.

Может быть, это была только игра. Да, точно, это была игра, время располагало к этому, мои юные и беззаботные годы, но это единственная история, которую мне хочется вспоминать сейчас, когда осталось, не так много времени.

...

В полдень пассажиров было всего ничего, немногочисленные бабушки не смогли оккупировать все места в трамвае, и можно было присесть, но мне не хотелось. Жизнь бурлила в студенческом калейдоскопе безумства и свободы и удержаться на месте было не реально. Я возвращалась с пар и, отбросив все мысли об учебе и мегаскучном семейном праве, вся погрузилась в предвкушении очередного похода нашей компании в «Зебру». Хотя на улице уже была середина сентября, жара тем не менее стояла невыносимая, и передвигаться по городу в стальной коробке транспорта было настоящей пыткой. Даже распахнутые ноздри форточек не спасали, скорее наоборот, неприятно обжигая густым дыханием раскаленного асфальта, они делали только хуже.

Трамвай на Ворошиловской улице в такие часы мог разогнаться, как только хотелось машинисту, а его железный корпус неистово раскачивался от скорости и непрерывных ударов колес, жалобно попискивая и поскрипывая поношенными железными узлами. Удержаться на ногах было не просто. Я встала на свое любимое место на передней площадке, здесь можно было облокотиться об стенку и не бояться упасть при очередном резком повороте. В наушниках плеера кричала Земфира, которая тогда была самым модным феноменом не только молодежи.

Я глупо заулыбалась, когда на строчках: «она читает в метро Набокова» увидела ее. Такое совпадение. Она вся была залита потоками света, словно излучала его сама, воздушная, совсем невесомая, сотканная из этого сочетания горячего солнца и легкого ветерка. Невысокая стройная шатенка, лет восемнадцати, еще совсем юная, должно быть только поступившая в университет.

Ее стройное девичье тело манило изгибами небольших грудей, бесстыдно просвечивающимися через тонкую материю ситцевого платья твердыми конусами сосков, оно влекло к себе почти идеальной смуглой кожей худеньких ножек, оно притягивало гладкими обнаженными плечами, к которым так хотелось прикоснуться губами. Она была не просто красива — она вызывала желание.

Несмотря на то, что до нее было не меньше десятка метров, заполненных тяжелым духом городского транспорта, бесконечно помноженного летней жарой, я готова была поклясться, что различила аромат ее свежей молодой плоти — мягкий запах мускатного ореха и никакого удушающего цветочно-фруктового парфюма. Странно, что мужчины не могут почувствовать этот запах, ведь на свете вряд ли найдется что-то более эротичное и чувственное. Это только наша «дамская» штучка: чувствовать мускатный орех, в момент прелюдии, когда целуешь девичью шею, дрожащую в возбуждении предательским биением артерии, но твои пальцы еще не успели стянуть трусики с ее взмокшей пизды, готовой заполнить всю вселенную миазмами потёкшей самки.

Я не видела ее глаз — она опустила свое милое личико, уставившись в книгу, но разве у такого ангела могли быть некрасивые глаза. Не знаю..., нет, вряд ли Набоков, но какая собственно разница. Просто совпадение с песней про то, что она читает, я не думала тогда, что это какой-то знак. Время от времени она слегка шевелила пухлыми розовыми губками, словно потихоньку проговаривая текст, а затем едва заметно кивала, соглашаясь, по-видимому, с автором. Я не могла отвести взгляд, совершенно не думая о том, что вот так уставиться на девушку некрасиво и даже грубо. Мне так хотелось ласкать эти губы, скользить язычком по сочным половинкам, чувствовать ее горячее неуверенное дыхание и ее сладкий вкус, ее свежесть и невинность.

Тогда я еще только пробовала секс с женщинами, как говорится, баловалась, собственно дальше секса дело и не заходило. Просто как-то дружеские обнимашки перерастали в смелые эксперименты. Мне и в голову не приходило строить отношения; просыпаться с ней рядом не потому, что вчера после попойки вы обе вдруг, под воздействием алкоголя решили отлизать друг у дружки, а потому что не могла отпустить ее из своих объятий; в нетерпении ждать встречи с ней вечером; болтать о прошедшем дне, уместившись в обнимку в кресле; смотреть на родное лицо, проснувшись среди ночи и слушать ее дыхание.

Такой бред меня не прельщал — мне нравилось трахаться, какая разница с кем, мне нравился запах вспотевшего горячего тела, крепкие объятия, сладкие стоны, смятые простыни, облачные пики бесконечных оргазмов, приправленные легким туманом от «дунутого» косячка. Это классно и здорово, это молодость и бесшабашность, протестное озорство и бездумная шалость. Сейчас я рада, что сохранила это веселье и озорство до конца жизни, что умела получать наслаждение, а не погружалась в полуромантическую и полуживую хрень так называемых постоянных отношений.

Эта неиспорченная распутством студенческой среды первокурсница, которая только готовилась войти в сумасшедший мир непрерывного алкогольного угара и бессчетных половых связей, была лакомой добычей. эротические рассказы Прокручивая в голове мысли о том, как я запущу свой скользкий язычок в ее сочную щелку, я подошла к ней и плюхнулась боком на свободное сидение впереди, так чтобы можно было смотреть на нее.

Я начала разговор, уже и не помню о чем, что-то про книжку, которую она читала и не из нашего ли она универа и какой у нее факультет и получила ли она комнату в общаге. Ничего в общем особенного, обычный разговор без намеков, но когда она подняла свои длинные реснички и взглянула на меня ласковым озером своих зеленых глаз, я сразу поняла, что наши с ней взгляды на секс сходятся. Больше того, она дразнила меня, двусмысленными намеками, неловкими жестами и случайными прикосновениями. Она была великолепна, и она знала об этом.

Не припомню, чтобы тогда мы употребляли слово гей-радар, но он у меня всегда был, и определяла я всегда безошибочно. К чему отмечать какие-то привычки или стиль одежды, глаза говорят сами за себя, тот огонек, который есть в них, когда они смотрят на предмет желания. Ух, я была тем самым предметом ее желания.

Через полчаса мы уже были в моей общажной комнате — зашли посмотреть мой сборник фэнтези. Настя (так ее звали) оказалась такой же как я большой поклонницей этого

жанра, а иначе чего бы ей идти со мной. Соседок на счастье не было, но не думаю, что даже их присутствие могло нас остановить, мы обе знали, чего хотим друг от друга.

Я взяла ее за талию и, прижав крепко к себе, сомкнула свои губы на ее губках в легком и почти невинном поцелуе. Я точно знала, что это первый ее лесбийский поцелуй. Она растерялась, не столько от того, что никогда не целовалась с девушкой, а от того, что все произошло так быстро, словно в дешевом порно фильме.

Я сказала ей: «не бойся». Большей глупости было трудно выдумать, но ничего другого мне в голову не пришло. Настя некоторое время колебалась, размышляла о происходящем, опустив взгляд в пол, но по ее вздымающейся в бешенном ритме дыхания груди было понятно, что желание моей новой знакомой ничуть не меньше моего. Она уже не могла принять другого решения. Крепкие объятия, в которых я по-прежнему удерживала подругу, боясь, что она в смятении от страха выскочит из комнаты, оказались совершенно напрасными. Девушка подняла глаза, и сама решительно поцеловала меня.

Мой первый поцелуй с женщиной не вызвал у меня шквала эмоций. Ну, поцелуй и поцелуй, прикольно, возбуждающе, хочется еще, но что тут такого. Моя тогдашняя совратительница сразу перешла к решительным действиям, а может я и сама через-чур увлеклась. Как бы то ни было первый поцелуй стал лишь одним из штришков в великолепной картине той ночи, одним из сотен прикосновений к сладкому запретному плоду. А может просто шампуска было слишком много выпито.

Мне не хотелось, чтобы первый поцелуй Насти прошел также незаметно. Я прижала ладошки к ее щекам и жадно впилась в ее рот. Мы как-то сразу почувствовали друг друга, сразу настроились друг на друга. Наши губы и язычки слились в танце соперничающих сучек, ни одна не хотела уступать другой инициативу. «Я и не боюсь», — прошептала плутовка с улыбкой на лице, на мгновенье оторвавшись от моих губ.

Девушка немного отстранилась от меня и, приподняв руки к верху, стянула через голову легкое платье, плавно заскользившее волной по ее стройному телу. Настя стояла передо мной в одних белых трусиках, такая манящая и такая доступная. Я вся запылала, словно это был мой первый раз, а не ее. Через не задернутые шторы нас было прекрасно видно из «тройки», которая таращилась на наш корпус сотнями своих любопытных окон, но, черт возьми, какое это имело значение. Даже сексом между двумя девушками было трудно удивить это царство порока и разврата, именуемое студенческим городком. В любом случае нам было не до уединенности — мы текли в неуёмном желании плотской услады.

Шалунья осмотрела стол, что стоял сбоку от нее и, заметив расположившуюся на нем мою кассетную Аiwа, нажала на кнопку plаy. Из динамика полилась всё та же Земфира. Ничего удивительного — она была всюду: в наушниках плеера, в орущей колонке, выставленной в окно дэки, на шипящей волне радиостанции, даже в жутком треше пародии Евгения Петросяна. Земфира заполнила собой все. Вас могла бесить ее музыка, но вы не могли ее не слушать, от нее не было никакого спасения. Но, твою мать, как так получилось, что именно в тот момент, когда я готова была наброситься на Настю зазвучал «Снег», я не могу понять до сих пор.

Чертовка прыгнула на не расстеленную кровать, выгибаясь словно потягивающаяся кошка, в нескромном движении великолепного юного тела демонстрируя все свои прелести. Это была постель моей соседки, но какая разница — мы не вымажем простыней.

Она перевернулась на спину и приподняла ноги вверх, призывно маня сорвать прикрывающий ее малышку белый треугольник уже изрядно намокших слипов. Особого приглашения мне было не нужно. Через мгновенье мои жаркие животные поцелуи уже покрывали длинные точенные ножки любовницы, гладкие, как будто только что побритые. Руки решительно освободили ее от последних остатков одежды, зашвырнув снятые трусики в дальний угол комнаты, словно флаг поверженного противника, в ознаменование моей победы.

Я еще раз посмотрела на ту красоту, что открывалась подо мной, на тонкую линию изгибов ее тела, на притягивающие полуоткрытые губки, на широко раскрытые зеленые глаза. Да, экземпляр достойный. Настя вся дрожала, но не от страха или стеснения — от желания, от похоти, от нетерпения отдаться мне, от зуда, что растекался по всему телу, проступая изменнически наружу пупырышками гусиной кожи.

Моя теплая ладошка пробежала по плоскому животу к вздернутым камушкам сосков, дразня трепещущую плоть. С уст подруги слетел жалобный стон и, выгибаясь всем телом, она схватила мои запястья, чтобы притянуть к себе. Я не сумела удержаться от неожиданного нападения и повалилась на нее, наши губы опять соединились в нескромном поцелуе.

Медленно опускаясь своим похотливым ртом, я потихоньку стала продвигаться на юг, по пути обследуя великолепное тело юной красавицы. Но не успела я достигнуть впадинки пупка, как Настя резким движением повалила меня на бок, и сама очутилась сверху. «Нет, нет, сначала я трахну тебя», — дерзко прошептала негодница. Она взяла мой указательный палец и плавно провела по нему своим скользким язычком, от чего я чуть не кончила. Дразнить она умела.

Мы вдвоем, как ошалелые, принялись стягивать с меня одежду и уже через минуту обе были совершенно наги, но ситуация получилась дурная. Мы почему-то начали гоготать, глядя друг на друга, не в силах сосредоточиться. Это был так глупо, этот безудержный приступ смеха. Впрочем, мне кажется, в тот момент я была по-настоящему счастлива, ощущая ее в своих объятиях. Я снова забралась на подругу и, не переставая хохотать, принялась целовать ее лицо: щеки, глаза, лоб, но только не губы, которые я никак не могла поймать.

Наконец, я совладала с собой и решительно взяла инициативу в свои руки, ну как в руки... Мой жадный рот в мгновенье ока опустился вниз к ее гладенькой малышке из которой уже обильно сочился девичий нектар. Ладошки скользнули под упругие полушария ягодиц, и я, расположившись у нее между ног, принялась с упоением засасывать сладкую влагу, активно помогая язычком, скользившим по расщелинке женской плоти, временами засовывая его так глубоко внутрь, как только могла. Ей это понравилось. Настя металась как безумная, не в силах вырваться из моих объятий, не способная прекратить эту нежную пытку наслаждением, она хрипела как раненый зверь.

Мне кажется, я всегда была очень умелой любовницей, просто потому что чувствовала своих сучек, потому что умела дернуть за нужную струнку и потом терпеливо наращивать давление на пульсирующую удовольствием точку, пока в воздухе не зарождалась мелодия божественного оргазма, сплетенная из ее томных стонов и моих громких поцелуев. С невинной первокурсницей все было еще острее и еще чувствительней.

Обрабатывая набухший клитор подруги языком, я плавно ввела два пальчика в ее тугую киску и принялась ритмично долбить жаркую пещерку, высекая одну искру наслаждения за другой. Она, конечно, не была девственницей, но такой плотный обхват створок немного удивил меня. Впрочем, это тугое прикосновение, эта сочившаяся по пальцам женская влага, этот густой запах ее выделений — все еще больше раззадоривало меня, так что я трахала и трахала ее, постоянно убыстряя свои нескромные движения.

Настя взорвалась уже через минут десять — она больно вцепилась ногтями в мои руки и закричала на весь корпус, выплескивая свое блаженство. Должно быть, я и сама кончила вместе с любовницей, охваченная безумным экстазом происходящего. Не без извращенного удовольствия облизывая свои пальчики, испачканные соком подруги, я погрузилась в сладкую негу, а в голове все звучал мой собственный голос: «я люблю тебя». Но это было только начало. Я не могла так быстро насытиться своей Настей.

— Yоu"rе it, — засмеялась я, поглаживая ее бедра.

— Что? — посмотрела она на меня, приподнявшись на локте

— Ничего, — по-прежнему улыбаясь прошептала я, — так американцы говорят, тебе водить. Это я готовлюсь по wоrk &аmp; trаvеl следующим летом ехать.

— Понятно, — улыбнулась она мне в ответ, —. значит мой ход?!

...

Я очнулась от своих фантазий только, когда поняла, что это уже моя остановка. Едва успев выскочить в закрывающуюся дверь, я обернулась, чтобы посмотреть на нее. Она, залитая золотыми лучами сентябрьского солнца, все также на сидении у окошка читала свою книжку, удаляясь все дальше и дальше от меня, под стук колес проклятого трамвая.